— Без твоих воспоминаний. Ты говоришь, что мне не захотелось бы участвовать в твоем деле здесь, но на самом деле ты не можешь сказать, в чем состоит это дело. Тебе неизвестно, за каким еретиком или ведьмой ты охотилась, равно как неизвестна и твоя задача. Это подвергает тебя огромному риску, и мне кажется, что ты, возможно, уже сталкивалась с этими мужчинами или женщинами.

Моргравия почувствовала, что непроизвольно напряглась при упоминании своих очевидных телесных повреждений. Шрамы на ее руках и лице были слишком заметны даже в тусклом освещении бара.

— Откуда ты знаешь, что это были мужчины и женщины?

— Верно. Тогда я с твоего позволения поправлюсь и скажу, что стороны, за которыми ты охотилась и которые теперь охотятся за тобой, нанесли эти раны. И именно они также разбили зеркало твоей памяти.

— Ты спрашиваешь, или утверждаешь?

— Я думаю, ты отличаешь одно от другого, инквизитор.

Моргравия выдержала взгляд Маклера, добавив в выражение своих глаз немного стали.

Аугметические пальцы специалиста по данным нервно простучали по столу.

— Я поддерживаю контакт с несанкционированным…

— Ордос, которому я служу, не интересуют беглые псайкеры. Расскажи мне о ведьме.

— Ее называют Эмпатом.

Моргравия усмехнулась.

— В самом деле? В этом бизнесе у кого–нибудь есть настоящие имена?

— Удивительно, что человеку, привыкшему к предосторожностям тайных посредников, есть необходимость о таком спрашивать.

Моргравия пожала плечами.

— Так говоришь, Эмпат…

— Она, как иногда говорят, психохирургеон. Я знаю, где ее найти, и могу обеспечить прием.

— Мне не нужен прием, — бросила Моргравия резче, чем намеревалась. — Мне нужен мой разум. Восстановленный. Она может это сделать?

— Она может это сделать. Если ее убедить, что у тебя нет враждебных намерений.

— Откуда тебе знать, что у меня не будет враждебных намерений?

— Ты упоминала определенное доверие, к тому же я чувствую твое отчаяние.

Моргравия задумалась, что еще может распознать аугметика Маклера. Она остро сознавала риск, на который шла, и все еще ломала голову, что же случилось с Хел. Она уже собиралась спросить, каким образом ей выйти на связь, когда ее заставил обернуться неожиданно раздавшийся крик.

Снаружи или из другой части бара успел ввалиться пьяница, который боролся с одной из куртизанок Фаркума. Девушка вопила, вырываясь из хватки нападавшего. Одурманенный дымом обскуры, жирный торговец не сразу осознал покушение на свою предполагаемую собственность, но сейчас уже сыпал проклятиями и плевался, возмущаясь тем, что ему мешают пировать. Он что–то прорычал на чужеземном наречии, веля своему наемнику вступить в схватку и достать оружие.

Накачанный стимуляторами наемник рванулся вперед, размахивая своим флешеттным пистолетом, будто это был символ власти.

— Отпусти рабыню… — прорычал он, буквально источая жажду насилия.

Вывернувшись, девушка отшатнулась прочь. Она судорожно хватала воздух, побелев от потрясения. Сурьма и румяна стекали по ее залитому слезами лицу. Она повернулась, и Моргравия осознала, в чем дело.

И тогда все приняло иной оборот.

Куртизанка держалась за собственную руку, оторванную в локте. Она выглядела словно марионетка, показывающая хозяину отломанную деталь и не понимающая, почему ее сломали. Сустав был перегрызен. Все вокруг было покрыто артериальной кровью. И начался хаос.

Глава V

Дробовик

Кристо знал, что его дочь вот-вот умрет. Она стояла на коленях посреди главной улицы, словно окруженный тьмой одинокий огонек, который сейчас задуют. Надзиратели торопились мимо нее, не обращая внимания. Сейчас они бежали, бросая все: скидывали шлемы, нагрудники, избавлялись от всего, что могло их замедлить. Некоторые даже побросали оружие — преступление, которое согласно своду законов, «Лекс Империалис», каралось смертью. Их преследовало нечто хуже смерти: голодный вал, сбавлявший ход лишь для того, чтобы попировать плотью.

Там в овраге Кристо пытался не поверить. Он знал людей, кому доводилось есть мертвечину — эксплораторов, отправлявшихся вглубь пепельных пустошей в поисках состояния. Каннибализм не являлся чем–то неведомым. У него была история. Определенные сомнительные культы, встречавшиеся среди иноземных племен и в других местах, почитали плоть, веря, что та передает силу и память своего хозяина. Но это, чем бы оно ни было, не поддавалось определению.

Они задержались сразу за дальним краем толпы. Колышущаяся орда убивала, кормилась.

Кристо добрался до края проезжей части, но когда толпа поредела, разделившись на мертвых, умирающих и рассеявшихся, он увидел путь обратно. Он побежал, опрокинув надзирателя, которому не повезло попасться у него на дороге. При ударе о землю с надзирателя слетел шлем, и тот оказался почти ребенком с лицом, от страха побелевшим как мел. Он не стал вступать в схватку и захромал прочь, оставив свой боевой дробовик лежать там, где тот упал. Кристо поднял оружие и, держа его обеими руками, врезался в толпу. Он налетел на худого как палка писца, отшвырнув того вбок, а затем ударил портового рабочего прикладом дробовика. Кто–то цеплялся за оружие, так что он отмахнулся локтем, и от него отстали. Торопясь добраться до дочери, Кристо практически не замечал всего этого.

Карина держала перед собой нож. Ее чуть было не затоптал дородный надзиратель, но Кристо успел обхватить ее рукой за пояс и выдернуть в сторону. Он сделал выстрел из дробовика, целясь вверх. Это помогло — толпа с криками разбежалась с дороги.

Они добрались до края улицы, и Кристо втащил Карину в боковой переулок, положив ее наземь и оставшись сторожить вход. За ними никто не шел.

— Ты ранена? — спросил он, оглянувшись через плечо. Мимо переулка проносились бешено мелькающие бегущие тела. Один оступился и погиб под ногами следующих.

Карина нетвердо поднялась. Она прикоснулась к уху, кончики пальцев оказались мокрыми и алыми.

— Кажется, головой ударилась…

И повалилась.

Кристо вскрикнул, закинул дробовик на ремне за плечо и подбежал к дочери. А затем уже второй раз за день и всего второй раз за последние пять лет подхватил ее на руки.

— Я найду помощь. Держись, Карина, — произнес он и побежал.

Девушка упала, и Фаркум подавился — ее жизненная влага струей залила ему лицо и все тучное тело. Кровь хлестнула в глаза наемнику, и тот заорал, отчаянно пытаясь прочистить их. В то, что он видел — что видели все — невозможно было поверить.

Нападавший когда–то являлся человеком, женщиной, но сейчас это бесспорно был не человек. В его плоти теперь обитало нечто иное, словно в мифах о перевертышах, принимающих облик своих жертв. На изможденном сморщенном лице горели голодные красные глаза, бледная кожа обтягивала истощенный скелет, будто ссохшийся пергамент. Она присела над девушкой, торопливо и нетерпеливо обгладывая кости дочиста. Ее подбородок покрывали брызги кровавой слюны, которой был вымазан рот. Какой бы примитивный разум ни оставался в этой похожей на труп оболочке, но она осознала, что на нее смотрят. Резко вскинув голову раздраженным бешеным движением, она яростно глянула сквозь сальные пряди жидких волос.

Увидев достаточно, Моргравия потянулась к оружию и направилась к существу.

Фаркум отшвырнул в сторону куртизанку, до этого ластившуюся у него на коленях. Та всхлипнула, сильно ударившись об пол, но торговец обратил на нее не больше внимания, чем на выброшенный бокал. Он отпихнул последнюю из куртизанок, стараясь оказаться как можно дальше от плотоядной твари, пожиравшей наименее удачливую представительницу его гарема.

— Убей это, — прошипел он на готике с сильным акцентом.

Наемник помедлил мгновение, и его господин повторил, уже не стесняясь в выражениях:

— Убей это нахер!

Наемник вдавил спуск, прошив воздух десятками стремительных дисков. Они разорвали пострадавшую девушку, превратив ее в куски мяса, и срезали массу невезучих клиентов, оказавшихся на пути. Большая часть попала в людоедку, искромсав ей торс и оторвав одну руку. От попадания флешетт та покачнулась, но не упала. То ли она могла выдержать чудовищную боль, то ли попросту ее не чувствовала. Капая красной слюной из покрытого кровью рта, она выронила кость и прыгнула к ближайшему теплому телу. Зубы сомкнулись на мягкой шее портового рабочего, и мужчина завопил. Она вцепилась в него, оплетя его тело конечностями и яростно вгрызаясь. Краткий миг он отбивался, но затем затих.