Моргравия прищурилась, заинтригованная.

— А почему ты так считаешь?

— Учти скорость заражения. Распространение и насыщение.

— Как будто кто–то переключил рубильник, разом заразив множество людей.

— Именно.

— Так что ты хочешь сказать?

— В точности то, что я уже сказала.

— Переключение, да? Думаешь, что за ниточки дергает псайкер?

При упоминании этого термина Маклер напряглась, но внешне более никак не отреагировала. Возможно, именно ведьма лишила ее рук.

— Ты встречала много псайкеров, которые могли бы подчинить себе целую популяцию?

— Я бы тебе сказала, если бы могла вспомнить, — с некоторой горечью отозвалась Моргравия.

— А что насчет псайкера, которому бы хватило силы изменить ментальную архитектуру населения целого города и привести его в бешенство? Или ты считаешь, будто дело в недостатке веры в Нижнем Стоке? Это грандиозное проявление Погибели, воли Темных Богов, для которой мы всего лишь игрушки? — Маклер презрительно улыбнулась. — Ты ни во что из этого не веришь.

— Допустим, не верю. Что у нас остается?

— У нас?

— Выживание теперь зависит от нашей способности работать вместе, так что да — у нас.

— Я что–то чувствовала, а ты? Боль вроде мигрени, но более назойливая.

— И мы опять возвращаемся к ментальному манипулированию.

— Да, но не психическими методами. Я думаю, это нечто иное. Частота, специально настроенная на человеческое население улья и созданная для провоцирования ненормального поведения.

— Как собака воет, если услышит достаточно высокий звук?

— Это упрощение, но да.

— Однако собака не превращается в бешеного каннибала.

— Как я и сказала, твой пример упрощенный, примитивный. Эта частота гораздо более сложна по своей природе.

— Каким образом? Почему?

— Разве это уже не по части твоей профессии?

— Помогла, как всегда. Вот видишь, сарказм мне идет. Мы закончили?

Маклер как будто задумалась, словно решала, поможет ли ей как–то убийство Моргравии в отдаленной перспективе.

— Он сделал свой выбор, — тихо произнесла инквизитор. — Он выбрал спасти тебя.

— Да. Да, выбрал.

После этого признания напряжения улетучилось, и Моргравия забрала свое оружие.

— Помоги мне с этим, — сказала она, указывая на защитный корсет. Где–то все еще бродил Аркиль, который занимался Трон знает чем. Его нужно было догнать, допросить, возможно наказать. У него могли найтись ответы, которые он бы дал либо добровольно, либо нет. Возможно, это пролило бы свет на теорию насчет частоты — сигнала, который превратил живых людей в бледных.

Но затем затрещал вокс, и, услышав голос Барака, она поняла, что уже слишком поздно.

Глава XIX

Красные ленты

Он ждал у ворот, погруженных во мрак — большинство ламп не работало. Те, что освещали камеры, были потушены. Даже в тени писец выглядел жалко. Его одеяние было изодрано и покрыто грязью, изможденное тело подточили голод и страх. Он был слаб. Бараку доводилось видеть множество таких людей в Святом Тупичке. Безответные, но жестокие. Чтобы спасти собственную шкуру, принесет в жертву всех и вся. А теперь? Похоже было, что он вот-вот сломается от отчаяния.

— Аркиль, — позвал Барак. Он слышал, как это имя использовал Перегонщик, и надеялся, что уловил верно.

Подтверждая это, писец слегка повернулся. Он выглядел бледным, будто обескровленный труп. Мертвенно-белый, вокруг глаз красные круги.

— Аркиль… — повторил Барак и двинулся по коридору, — все в порядке. В этой развалюхе легко заблудиться.

Не доставая пушек, Барак поднял руки, держа ладони на виду, однако кобура с пистолетом была расстегнута. Он молился, чтобы пот не выдал его волнение. Вся спина намокла, рубашка липла к скользкому телу. Он был напряжен как струна, которая скоро лопнет. Как только он увидел, что с Яной все хорошо, он оставил ее и Маэлу в медблоке, велев им оставаться там и запереть дверь. Не впускать никого, кроме него и Моргравии. Слегка запыхавшись, он поспешно спустился в подвал. Второпях он забыл, что у него есть вокс. Стараясь не делать резких движений, перемещаясь медленно, шаг за шагом, он переключил аудиорежим на передачу и зажал кнопку.

Писец никак не реагировал и казалось, что он вообще ничего не осознает, а это было либо хорошо, либо реально, реально плохо.

— Аркиль, что ты делаешь в подвале? — произнес Барак. — Тут ничего нет, кроме старых записей и деталей машин. — Продолжая идти, он сделал паузу и облизнул губы. — Сынок, отойди от ворот.

Их разделяло двадцать футов грязного беленого коридора. Были видны пятна засохшей крови, черной как смола. Бойня.

— Я не могу… — прохрипел Аркиль, а затем всхлипнул. — Простите… уже слишком поздно.

Над головой замерцали низко висящие лампы, и во вспыхнувшем натриевом свечении, от которого писец съежился, стало видно, что ворота уже открыты. Барак почувствовал, что у него во рту стало сухо, как в пепельной пустыне.

— Вот дерьмо…

Там ряд за рядом стояли бледные: со скрюченными конечностями, взлохмаченные, изможденные. Бандиты, отребье со дна жизни, силовики — все они стояли по ту сторону ворот. Ждали. Они тупо глядели в коридор.

Барак замер, разрываясь между желанием преодолеть последние двадцать футов и закрыть ворота или же бежать со всех ног.

В конце концов, бледные сделали выбор за него.

Они пробудились все как один, словно где–то проскочила искра, вызвавшая внезапное и буйное возгорание.

Крутанувшись на пятке, Барак побежал. Последнее, что он увидел около камер — как Аркиля смела надвигающаяся орда. Тот попросту исчез, поглощенный ее массой. Крики длились всего несколько секунд, а потом тоже заглохли. Барак отпустил кнопку передачи на воксе, и оттуда раздался голос Моргравии:

— … Барак, ответь мне! Какого черта происходит?

— Они идут.

Он врезался в угол, ударился локтем и едва не уронил оружие, бросившись по лестнице.

— Кто идет? Мы спускаемся в подвал.

— Не суйтесь. Это бледные. До хрена, прямо за мной.

Он выстрелил через плечо и мельком успел увидеть набегающую орду, которая вырвалась из–за угла следом за ним. Спешащие тела врезались друг в друга. Нескольких раздавило, размазало в красные пятна на стене. Конечности переплетались в беспорядочной свалке. Остальные лезли поверх, будто нетерпеливые звери. На него яростно глянуло множество мертвых лиц, иссохших и трупно-бледных. И голод. Этот жуткий неутолимый голод. Поначалу они двигались неуклюже, напряженные конечности нащупывали ритм. Инерция гнала их вперед, словно приливную волну. Плоть, зубы, ногти. Хватающие, рычащие.

Еще выстрел. Барак не мог промахнуться.

— Медблок… — задыхаясь, выговорил он. Сердце колотилось, лицо горело от натуги. Позади остался еще один лестничный пролет, бледные не отставали. — Яна.

— Мы ее заберем, — сказала Моргравия.

Третий пролет. Барак приближался к площадке первого этажа. Там была дверь с засовом. Крепкая.

— Харата… — произнес он, с топотом одолевая по три ступеньки за раз. В груди кололо иголками. Что–то вцепилось в штанину, но разодрало только ткань, а затем воздух. Ткань порвалась. Он удвоил усилия. Еще больнее. Он едва мог дышать. Перед глазами замельтешили черные точки. — Ушел, — прохрипел он.

Он добрался до площадки, протягивая руку к двери. Хватаясь за нее, он почувствовал резкий рывок сзади, а затем уже падал. Он улетел недалеко, всего на пару ступеней. Инстинкт вдавил спуск пистолета. Трое бледных отшатнулись назад с разнесенными черепами. Брызнула кровавая каша. А потом пришла боль. Горячая, яркая, приправленная первобытным ужасом. Барак ударил ногой и почувствовал, как ботинок попал в цель, а челюсть подалась и сломалась. Его рука оказалась изорвана, из нее хлестала кровь, а на плоти были мерзкие отметины от зубов. Он пополз назад. Трое убитых им бледных мешали остальным, баррикада из трупов заткнула тесный коридор. Четвертый, сломанная челюсть которого отвисла и болталась, словно выбитая петля, восстановил равновесие и прыгнул на Барака, царапая того когтями. Кожа слезала лентами, грудь Барака превратилась в багряное месиво. Он ударил кулаком, напрочь снеся челюсть. Оружие было прижато к его телу, но он все равно выстрелил. Заряд вырвал кусок из торса бледного. С раздробленного ребра капала кровь, пустоту залило красным. Барак выбросил вверх колено, отбиваясь, чтобы не потерять сознания, не дать себе вырубиться от боли. Ему удалось разогнуть ногу и оттолкнуть бледного, удерживая того на расстоянии. Тварь исступленно хватала воздух. А затем она начала драть ногу Барака, и тот взревел.